Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Францисканец развел руками, провожая его к двери. Степан, уже выходя, замер: "Это ведь мог быть мой сын, — сказал он себе.

— Господи, где же его искать теперь? Аарон должен знать, они с Иосифом дружили. Поговорю с ним, когда он из Цфата вернется. Только в синагоге, нельзя к ним домой ходить, там она, — Степан представил себе голубые, в темных ресницах глаза, сияние нежной кожи. Он, тяжело дыша, пробормотал:

— Я помню, у нее белокурые волосы. Нет, нет, — он помотал головой, — нельзя, оставь, сказано же: "Когда придешь ты в страну, которую Бог, Всесильный твой, дает тебе, не учись совершать мерзости, какие совершали народы те". А что такое мерзости, учит нас Рамбам — идолопоклонничество, убийство и прелюбодеяние".

— Прелюбодеяние, — повторил он, сжав зубы, пробираясь через уже разъезжающийся рынок. Звонили колокола церквей, птицы срывались с крыш домов, кружась в весеннем, прозрачном небе, где уже всходили первые, еще неяркие звезды.

— Иди в ешиву, — приказал себе Степан, — а потом домой. Оставь ее, это грех, страшный грех. Завтра пятница, вернись пораньше, помоги жене, побудь с детьми. Не думай о ней.

Он взглянул в сторону улицы, что вела к дому Горовицей. Вытирая пот со лба, Степан свернул в противоположную сторону.

Когда он пришел домой, жена сидела в гостиной, склонившись над шитьем. Степан увидел заколку на ее платке, и, раздеваясь, вздохнул: "Теперь еще две недели ждать". Он присел напротив и улыбнулся:

— Я тебе помогу перед Шабатом, милая. Возьму детей, схожу, погуляю с ними, пока ты готовишься. И с уборкой перед праздником — не делай все одна с Ханеле, пожалуйста. Мы же тут с Моше.

— Вам учиться надо, — запротестовала Лея. Она вколола иголку в ткань и подняла темные, красивые глаза.

— Авраам, — сказала она робко, — можно тебя попросить? Когда у кого-нибудь будет брит, — Лея покраснела, — надо под кресло, где обрезание делают, поставить бокал с водой. Потом я его выпью, и….

— Не надо ему все рассказывать, — холодно подумала женщина. "Раввины такое запрещают, я слышала. С моэлем я договорюсь, заплачу ему, он принесет мне все, что надо. Все говорят, что это помогает. Ну и вода — не помешает".

Степан ласково отозвался:

— Конечно, милая. Только ведь я тебе говорил — давай ты с врачом посоветуешься, пусть он тебя осмотрит. При мне, как и положено.

— Нет еврейских врачей, — покачала головой жена, — а к магометанину ходить нельзя.

— Отчего же нельзя? — Степан посмотрел на ее красивые, длинные пальцы и заставил себя не прикасаться к ним. "Сказано ведь, Лея: "Выбери жизнь". Значит, надо заботиться о своем здоровье. У нас будут дети, обязательно, — он увидел, как глаза жены наполнились слезами. Лея, всхлипнув, пробормотала: "Я сейчас".

Она умылась в кухне: "Шесть лет, как Моше родился. И ничего после этого. Господи, дай ты мне детей, или я умру".

Лея вернулась в гостиную. Дождавшись, пока муж закончит, есть, убирая со стола, она сказала:

— Прости. Надо читать Псалмы, и помогать беднякам — тогда все будет хорошо, Авраам. И после Песаха, пока будет траур, до Шавуота, надо воздерживаться, ну…

— Лея, — он вздохнул, — для того, чтобы родились дети, воздерживаться не надо — как раз наоборот. Так что этого не будет, — отрезал Степан. Он добавил: "Спасибо за обед. Я позанимаюсь".

В спальне было темно, он лежал, закинув руки за голову, видя перед собой белокурые, падающие на узкую спину волосы. "У нее короткие волосы, — подумал Степан, закрыв глаза. "И шея — стройная, я же видел немного. И грудь…, - он раздул ноздри, и представил себе ее шепот: "Еще, пожалуйста, еще, я так хочу…."

Он повернулся. Уткнувшись лицом в подушку, он долго лежал, ожидая, пока пройдет боль, наполнившая, казалось, все тело.

Дина, напевая, сняла с очага котелок с кофе, и оглянулась — Рахели еще спала, дверь в сад была открыта. Ратонеро, лежа на траве, устроив нос на лапах, следил за голубями, прыгавшими по траве.

Дина не удержалась, и, рассмеявшись, потянулась: "Хорошо-то как!". Она налила себе кофе. Присев к столу, отодвинув раскроенное для заказчицы платье, женщина еще раз прочла записку от мужа.

— Милая моя Динале, на следующей неделе уже еду домой. Даже не могу сказать — как я по тебе соскучился, девочка моя, но теперь я всегда буду с вами. Конечно, привезу вам подарки. Рахели скажи, что папа, как вернется, будет ее баловать так, как раньше и не баловал, — Дина счастливо улыбнулась. Она посмотрела на изящный, тонкий рисунок внизу листа — город на холме, поднимающемся в небо, с узкими улицами, с черепичными крышами домов.

— Цфат, — подумала она и вздрогнула — в дверь постучали.

— Кто бы это, так рано? — пробормотала Дина. Быстро поправив платок, она ахнула: "Я же в светлом платье! Ладно, нет времени переодеваться".

Она распахнула дверь. Степан едва не зажмурился — она была в лазоревом, в цвет глаз, платье и таком же, вышитом серебром платке. Нежные мочки ушей, со скромными, маленькими серьгами, чуть заалели. Женщина, не смотря на него, сказала: "Доброе утро, рав Судаков. Что случилось, с детьми надо посидеть?".

— Позвольте войти, госпожа Горовиц, — уверенно ответил он и шагнул в дом, оставив дверь приоткрытой.

Рахели проснулась. Присев в своей кроватке, девочка потянулась за медной мисочкой и кувшином. Вымыв ручки, она зевнула и посмотрела на голубое, яркое небо в окне.

— Шабат сегодня, — радостно подумала девочка. "Мама даст мне свечу зажечь". Она поднялась и пробежала босыми ножками до маленького столика, что ей сделал папа. Рахели взяла молитвенник в красивой, шелковой обложке. Открыв его, девочка вздохнула — буквы никак не хотели складываться в слова. Она поводила пальчиком по строчкам и ахнула.

— Мама! — услышала Дина голосок сверху. "Мамочка!"

Дина отступила к лестнице и повторила: "Да что случилось, рав Судаков?"

— Он и на себя не похож, — подумала женщина. "Он обычно спокойный, глаза отводит от женщин, когда с ним на улице встречаешься, а сейчас как дышит тяжело, будто бежал".

Рахели спустилась вниз, с раскрытым молитвенником в руках: "Это же папа Ханеле и Моше, я его знаю".

— Я умею читать, — девочка встряхнула белокурой головой и нараспев прочла: "Шма". "Я все буквы в ней узнала, — гордо добавила Рахели и недоуменно посмотрела на взрослых.

— Уходи, — велел себе Степан. "Иосиф хотел согрешить с женой Потифара, но увидел лицо своего отца. Господь над тобой сжалился, не испытывай его терпение, уходи".

— Молодец, — смущенно проговорила Дина и откашлялась: "Рав Судаков, вы что-то хотели?"

— А, да, — он будто очнулся. "Ваш муж, госпожа Горовиц — скоро вернется? Мне с ним надо встретиться".